Александр Сергеевич Глинка (1878—1940) — русский журналист, публицист, литературный критик, историк литературы; известен также под псевдонимом Волжский.
| Александр Сергеевич Глинка | |
|---|---|
| Псевдонимы | Волжский |
| Дата рождения | 6 (18) июня 1878 |
| Место рождения | |
| Дата смерти | 7 августа 1940 (62 года) |
| Место смерти | |
| Гражданство (подданство) | |
| Образование |
|
| Род деятельности | писатель, литературный критик, журналист, публицист |
| Язык произведений | русский |
 Произведения в Викитеке | |
Биография
Александр Глинка родился 6(18) июня 1878 года в городе Симбирске в семье адвоката[1]; представитель русского дворянского рода польского происхождения. Выдержав экстерном экзамен на аттестат зрелости, поступил, по стопам отца, на юридический факультет Московского университета. За участие в уличных студенческих беспорядках 1901 года и по обвинению в выпуске нелегального печатного издания «Студенческая жизнь» просидел некоторое время в одиночном заключении, а затем был выслан на родину[2].
Ещё будучи студентом первого курса напечатал статью «О ценности» в «Научном обозрении» (1900, № 5). Издал в Санкт-Петербурге в 1902 году «Два очерка об Успенском и Достоевском», в 1903 году — «Очерки о Чехове»[3]. Получив от Н. К. Михайловского предложение работать в «Русском богатстве», во многом не сошелся с редакцией и поместил в этом журнале только статью «Г. И. Успенский о заболевании личности русского человека» и несколько рецензий[2].
В журнале «Мир Божий» поместил статьи о Короленко (1903, № 7) и Достоевском (1905, № 6—8), в «Вопросах философии и психологии» (кн. 64) — «Торжествующий аморализм», в «Русских ведомостях» (1903) — «Человек в философской системе Владимира Соловьева»[2].
Когда окончился срок ссылки, Александр Сергеевич Глинка некоторое время жил в городе Самаре и сотрудничал в «Самарской газете», позднее в «Самарском курьере»[2].
В 1903 году он был приглашён вести критический отдел в «Журнале для всех», где поместил ряд обративших на себя большое внимание статей о Горьком (1904, № 1 и 2), Леониде Андрееве (1904, № 7), Метерлинке (1904, № 9), неоидеализме (1903, № 12), марксизме (1904, № 4) и других. Заметно выраженный уклон в сторону мистики был причиной того, что Глинке пришлось оставить журнал, распространенный в среде, которая с величайшей подозрительностью относилась ко всякой мистике, боясь её родства с клерикализмом[2].
После этого А. С. Глинка принял участие в преобразованном журнале «Новый путь», а с 1905 года состоял деятельным сотрудником издания «Вопросов жизни», где, среди прочего, поместил обширную статью: «Мистический пантеизм В. В. Розанова» (№ 1—3). Часть написанного Глинкой была собрана им в книге «Из литературных исканий» (СПб., 1905). Заглавие этого сборника, по мнению С. А. Венгерова, очень верно определяет основную черту духовного облика Волжского. Он — искатель истины в лучшем смысле слова. Ему чужда робость людей, желающих прежде всего успокоения на лоне какого-нибудь определенного миросозерцания; мысль его всегда тревожна. «Критиком» Волжского можно назвать только с формальной точки зрения, потому что он пишет по поводу литературных явлений; чисто литературная сторона этих явлений его совершенно не интересует. В книжке о Чехове он так прямо и заявляет, что цель его — «рассмотреть идейное содержание литературной работы Чехова под одним строго определенным углом зрения». Разбирая творчество Горького, он тоже прямо отказывается от разбора его художественных особенностей. Властитель дум Волжского — Достоевский — занимает его исключительно со стороны постановки религиозно-нравственной проблемы[2].
В своих исканиях Глинка-Волжский пережил два основных фазиса, осложненных, однако, тем, что ни с одним из пережитых настроений он не сливался всецело. В первом фазисе молодые порывы все «искали самого настоящего, где все станет понятно и поймешь самое важное, что делать теперь же, куда себя девать, как использовать рвущиеся на живое и ответственное дело молодые, задорные силы». Мучил трагизм человеческого существования, более всего — «унижение человеческое», манила «греза о конечной гармонии всечеловеческого успокоения, всеобщего спасения от зла», хотелось «жить и работать для этого, всего себя отдать, и скорее, скорее…» Но как? Ответ давали Чернышевский, Добролюбов, Писарев, Миртов и особенно Михайловский. «Он был моим учителем и в полном смысле духовным отцом, который идейно вскормил-вспоил меня. Ему, будучи студентом — полумарксистом-полународником, — писал длинные читательские письма и теперь, преодолев его идейное властвование надо мной, я глубоко люблю Михайловского словно кровной какой-то любовью и чту вечной, святой для меня памятью». Это решающее значение Михайловского в «духовной родословной» молодого писателя «было превзойдено новым углубленным чтением и изучением Достоевского»[2].
Промежуточным звеном было увлечение Кантом и неокантианством, в направлении от «Критики чистого разума» к «Критике практического разума», от гносеологии к религии и религиозной метафизике. «В Достоевском и в том, что за ним и около него, я пережил свой собственный личный кризис рационализма и сознательно и свободно пошел к подлинной религии, не чураясь метафизики и не боясь мистики. Достоевский влек меня, конечно, не в социально-политических моментах своего творчества, а в религиозно-философских озарениях. Это самый большой сгиб в моих душевных переживаниях. Осложнение старой идеологии новыми напластованиями шло у меня медленно, с вечной боязнью оступиться, с раздумьем и оглядыванием назад, в страхе переступить дорогое старое новым нужным. Это не страх свистков и усмешечек, которыми преследуется в нашей прогрессивной литературе все уклоняющееся из-под общепризнанного шаблона, а боязнь самого себя, желание не обрывать без нужды традиционной преемственной связи, потребности быть в связи с прошлым, с умершим, своего рода культ отцов, предков. Нарастающая сложность религиозно-философских увлечений всегда была для меня требованием живой совести, как интеллектуальной, так и этической, дальнейшим обоснованием и укреплением того живого делания, к которому звали все впечатления с самого раннего детства»[2].
Глинка один из наиболее видных представителей того «неоидеализма», который был создан С. Н. Булгаковым, Н. Бердяевым, П. И. Новгородцевым и П. Б. Струве.
В 1914 году он издает труд «В обители преподобного Серафима», а спустя год публикует сочинение «Святая Русь и русское призвание»[1].
О жизни и творчестве Глинки после октябрьского переворота 1917 года известно очень мало.
Александр Сергеевич Глинка умер вскоре после начала Второй мировой войны 7 августа 1940 года[1]
Примечания
- ↑ 1 2 3 ГЛИНКА-ВОЛЖСКИЙ Александр Сергеевич
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 Венгеров С. А. Глинка, Александр Сергеевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Глинка // Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. — 2-е изд., вновь перераб. и значит. доп. — Т. 1—2. — СПб., 1907—1909.