Приёмные часы профессора Тарантоги

«Приёмные часы профессора Тарантоги» (польск. Godzina przyjec profesora Tarantogi) — сатирическая фантастическая пьеса 1975 года Станислава Лема о профессоре Тарантоге. Вошла в авторский сборник «Повторение» 1979 года.

Цитаты

править
  •  

Бородач. Не имею права рисковать! От сегодняшней демонстрации слишком многое зависит. Вы же сами сказали, что если он будет вращаться, вы отдадите мне всё своё имущество! А вдруг сейчас что-нибудь заест, испортится, что тогда?
Тарантога. И долго вы намерены валять дурака?
Бородач (продолжая крутить). Я не валяю дурака. Это эпохальный момент. Вы только посмотрите, как изумительно крутится! Самый что ни на есть настоящий perpetuum mobile!
Тарантога. Но он же не сам вертится. Вы его вертите!
Бородач. Я только так, на всякий случай. Не обращайте внимания! Сам он тоже вертелся бы. Честное слово!

 

BRODACZ: Nie mogę ryzykować! Od tej demonstracji zależy zbyt wiele. Pan powiedział sam, że jeżeli będzie się obracało, to odda mi pan cały swój majątek. Niech się teraz coś zatnie, popsuje, to co ja zrobię?
TARANTOGA: Długo ma pan zamiar wygłupiać się w len sposób?
BRODACZ (kręcąc): Ja się nie wygłupiam. To epokowa chwila. Niech pan tylko patrzy, jak wspaniale się kręci! Prawdziwe perpetuum mobile!
TARANTOGA: Przecież to się nie kręci samo! To pan kreci!
BRODACZ: Ja tylko tak, na wszelki wypadek. Proszę nie zwracać uwagi! Samo tez by się kręciło. Słowo honoru daję!

  •  

Закрыватель. Я не изобретатель и не открыватель. Я — антиоткрыватель, иначе говоря, закрыватель. Глубокий анализ истории человечества привёл меня к выводу, что людям более уже не нужны никакие открытия. Наоборот, общество страдает от их избытка. Я решил ему помочь <…> — путём недопущения супружеских связей. <…> Всё гениальное просто. Извольте, вот план действий… (шелест бумаги).
Тарантога. Что это? Вы занимаетесь геральдикой?
Закрыватель. Это генеалогическое древо Альберта Эйнштейна. Ибо именно Эйнштейн первый начал шалить с атомами. Значит, следует не допустить, чтобы его родители соединились. Если они не вступят в брак, то не родят детей и, стало быть, Эйнштейн не родится, ну а коли он не родится, то и атомной бомбы не будет.
Тарантога. Ну, знаете ли! Ведь они поженились почти сто лет назад, и он уже родился!
Закрыватель. Не беда, а машина времени на что?
Тарантога. Что — машина времени?
Закрыватель. Ну, надо отступить во времени, отыскать родителей Эйнштейна до того, как они обручились, и разрушить их связь. Я придумал шесть способов разрушения связей: распространение сплетен, игра на честолюбии, ссора семей, взятки, подкупы и, наконец, похищение невесты. А если и это не поможет, то надо ещё немного отступить во времени и разрушить брак тех родителей, которые породили родителей Эйнштейна. На каком-то этапе это должно получиться. Железно!
Тарантога. А машину времени вы тоже изобрели?
Закрыватель. Нет. Невозможно всё создавать самому. Машину придумаете вы. <…>
Тарантога. Ваша идея не предоставляет для меня интереса. Прощайте.
Закрыватель. Не представляет? Хо-хо!
Тарантога. Что?!
Закрыватель. А то, что я, значит, пойду, а вы останетесь с моей эпохальной идеей!
Тарантога. Я? С вашей идеей? Да она никому не нужна!
Закрыватель. Хо-хо!
Тарантога. Да прекратите вы свои «хо-хо»! Я не хотел говорить, но раз уж на то пошло — пожалуйста. Ваша идея — чистейший бред.
Закрыватель. Хо-хо. Так всегда говорят, а потом на чужих идеях сколачивают капиталец…
Тарантога. Какая бессовестная клевета! Чего вам, собственно, надо?
Закрыватель. Чтобы вы взяли меня в долю…
Тарантога. Вы что, не понимаете человеческого языка? Вашу идею я считаю бредовой и не хочу о ней слышать.
Закрыватель. Да, но я вот уйду, а вы её будете помнить…
Тарантога. Не могу же я её вычеркнуть из памяти!
Закрыватель. Знаю, знаю. Я этого и не требую.
Тарантога. Тогда чего же?
Закрыватель. Эквивалента.
Тарантога. Денег?
Закрыватель (спокойно). А чего ещё.

 

ZAKRYWCA: Nie jestem ani wynalazcą, ani odkrywcą. Jestem antyodkrywcą, czyli zakrywcą. Głęboka analiza całokształtu dziejów doprowadziła mnie do wniosku, że ludzkość nie potrzebuje już żadnych odkryć. Wprost przeciwnie — cierpi na ich nadmiar. Postanowiłem jej więc dopomóc <…> — przez rozkojarzanie małżeństw! <…> Każda myśl genialna jest prosta. Proszę, oto plan postępowania… (szelest papieru).
TARANTOGA: Co to jest? Pan się zajmuje heraldyką?
ZAKRYWCA: To jest drzewo genealogiczne Alberta Einsteina. Bo to Einstein zaczął przecież pierwszy z atomami. To on odkrył równoważność energii i materii. Należy więc nie dopuścić do małżeństwa jego rodziców. Jak się nie pobiorą, to nie będą mieli dzieci, jak me będą mieli dzieci, to się Einstein nie urodzi, a jak się nie urodzi, to i bomby atomowej me będzie.
TARANTOGA: No wie pan! Przecież już się pobrali prawie sto lat temu i urodził się!
ZAKRYWCA: Nic nie szkodzi — od czego wehikuł czasu?
TARANTOGA: Wehikuł czasu?
ZAKRYWCA: Jasne. Trzeba się cofnąć w czasie, odszukać rodziców Einsteina przed ich małżeństwem i rozkojarzyć ich za pomocą odpowiednich intryg. Wymyśliłem sześć metod rozkojarzania. Przez plotki, przez granie na ambicja, przez jątrzenie rodzin, przez łapówki i przekupstwo, w ostateczności zaś przez porwanie panny młodej, a jak i to się nie uda, to trzeba się jeszcze raz cofnąć i rozkojarzyć małżeństwo tych rodziców, z których się urodzili rodzice Einsteina. Na którymś etapie musi się udać — mur–beton!
TARANTOGA: I maszynę czasu też pan wynalazł?
ZAKRYWCA: Nie. Trudno, żebym wszystko sam wynajdywał. Od maszyny będzie pan profesor. <…>
TARANTOGA: Pana pomysł nie interesuje mnie, Żgnam.
ZAKRYWCA: Nie interesuje? Ho, ho.
TARANTOGA: Co to znaczy?
ZAKRYWCA: To znaczy, że ja sobie teraz pójdę, a o j zostanie z moim epokowym pomysłem!
TARANTOGA: Ja? Z pana pomysłem? Ależ on nie jest mi do niczego potrzebny.
ZAKRYWCA: Ho, ho.
TARANTOGA: Przestań pan ze swoim „ho, ho”! Nie chciałem tego powiedzieć, ale skoro pan mnie zmusza, proszę. Pomysł pana jest idiotyczny.
ZAKRYWCA: Ho, ho! Tak się zawsze mówi, a potem robi się grube pieniążki…
TARANTOGA: Ależ to bezwstydna insynuacja! Czego pan właściwie chce?
ZAKRYWCA: Żeby pan mnie wziął do spółki…
TARANTOGA: Czy pan nie rozumie, co mówię? Pomysł pana uważam za kretyński i nie chcę o nim słyszeć.
ZAKRYWCA: Ale jak pójdę, to pan będzie dalej pamiętał…
TARANTOGA: Nie mogę przecież wymazać go sobie z głowy!
ZAKRYWCA: Wiem, ze nie. Nie żądam tego.
TARANTOGA: A czego?
ZAKRYWCA: Ekwiwalentu.
TARANTOGA: Pieniędzy pan chce?
ZAKRYWCA (spokojnie): Jasne.

  •  

Тарантога. Простите, но это как-то… странно. Вначале вы придумываете средство против терроризма, а потом предлагаете противосредство, благодаря которому бизнес похитителей будет процветать. Это, знаете ли, некрасиво.
Шустрый. Не знаю, красиво или нет, не моё это дело. Рано или поздно кто-нибудь да нападёт на такую же мысль и отгребёт кучу денег, так чего ради он, а не я?
Тарантога. Ну, коли так, то зачем вам вообще изготовлять продукцию для той и другой стороны? Ведь после введения радио и плёнки результат становится ничейным — ни одна из сторон не получит преимущества?!
Шустрый. А чем я хуже тех государств, которые торгуют и танками, и противотанковым оружием. <…>
Тарантога. Я думаю, и на это контрсредство у вас найдётся какое-нибудь сверхконтрсредство, а?
Шустрый. Естественно. Сразу скажу, потому что не люблю терять время понапрасну, — их у меня сорок семь в этом чемоданчике.
Тарантога. Поровну для похищенных и похитителей, не правда ли?
Шустрый. Примерно.

 

TARANTOGA: Wybaczy pan, ale to jakieś… dziwne. Najpierw wymyśla pan środek przeciw terroryzmowi, a potem oferuje pan antyśrodek, dzięki któremu interesy porywaczy znów będą prosperowały? To po prostu nieładne!
SZYBKI: Nie wiem, czy to ładne czy nieładne, bo się tym nie interesuję. Prędzej czy później i tak ktoś wpadłby na ten pomysł z owijaniem porwanego folią metalową i zarobiłby na tym ładny grosz, więc po co ktoś inny ma zarobić jeśli ja miogę?
TARANTOGA: No, ale skoro tak, to po go pan się ma w ogóle fatygować tą produkcją dla jednej i drugiej strony? Przecież po wprowadzeniu radia i folii wynik staje się remis wy — żadna ze stron nie zdobyła przewagi!
SZYBKI: Nie jestem lepszy ani gorszy od państw które sprzedają innym czołgi i broń przeciw czołgową. <…>
TARANTOGA: Ale i na ten kontrśrodek ma pan pewnie jakiś superkontrśrodek, co?
SZYBKI: Jasne. Powiem od razu, bo nie lubię tracić czasu — mam ich czterdzieści siedem w tej walizce.
TARANTOGA: Po połowie dla porywanych i dla porywaczy, nieprawdaz?
SZYBKI: Mniej więcej.

  •  

Второй. До сих пор сюрпризы прогресса обрушивались на человечество, как заряд дроби — на зайца в поле — без предупреждения и подготовки. Господа Бенц и Даймлер отпилили дышло у конной брички, запихнули в неё бензиновый мотор, и никто не позаботился оценить последствия этого шага. И вот теперь в костях у нас полно свинца, в лёгких — дыма, а в кармане дыра. Кто-то что-то там мастерит, а после всё человечество расхлёбывай эту кашу[1].

 

PAN II: Ludzkość była dotąd trafiona niespodziankami postępu jak zając szalem w polu — bez uprzedzenia, orientacji i zaprawy. Pan Benz i pan Daimler odpiłowali dyszel od konnej bryczki, wsadzili do niej benzynowy silniczek, a nikt nie postarał się przewidzieć skutków tego kroku, dzięki któremu mamy dziś pełno ołowiu w kościach, dymu w płucach i dziurę w kieszeni. Ktoś sobie lekkomyślnie majstruje, a potem cała ludzkość ugina się pod konsekwencjami.

  •  

Первый. … наши верования относительно мироздания и бытия, не поддающиеся проверке, служат почвой, без которой мы и шагу бы не ступили. Эти верования люди создавали когда-то вслепую, бессознательно, как бы на ощупь, и навыдумывали их без счёту, но все они вырастали сами собой. Как сорняки. Они не были сознательно приспособлены к чаяниям человека и потому удовлетворяли их только частично, а затем устаревали и отмирали. Одни верования были устойчивее, другие зыбче. Но у нас на глазах увядают и те, что дольше других противились разрушительному действию времени. Цивилизация положила конец выращиванию верований по старинке, дедовским способом, их стихийному разрастанию. Осталось лишь несколько скорлупок, над которыми с тревогой склоняются церкви, пытаясь спасти хоть что-нибудь. Их старания возвышенны, но напрасны. Из скорлупок разбитых верований можно склеить только жалких уродцев — порождения абсурда, отчаяния и ослепления.

 

PAN I: … niesprawdzalne wierzenia w kwestii świata i bytu są gruntem, podtrzymującym każdy ludzki krok. Wierzenia te ludzie tworzyli ongiś na oślep, odruchowo, niejako po omacku, instynktownie, tych wierzeń wymyślili tysiące, ale one wszystkie powyrastały jak samosiejki. Jak dziczki. Nie były świadomie dostosowane do ludzkich potrzeb, toteż zaspokajały je tylko częściowo, a potem starzały się i obumierały. Jedne wierzenia były trwalsze od innych, ale na naszych oczach więdną już i te najodporniejsze na upływ czasu. Cywilizacja zmiażdżyła nam archaiczną hodowlę wiar, to ich starodawne, żywiołowe wzrastanie. Zostało tylko trochę skorup, nad którymi pochylają się z troską kościoły, pragnąc ratować co się da. Te zacne starania są daremne. Ze skorup rozbitych wiar można zlepiać tylko potworki bredni lub rozpaczy i zaślepienia.

  •  

Первый. Когда-нибудь будет соткана всемирная сеть информации, защищённая от вторжения экономического своекорыстия и посягательств насилия, сеть, извлекающая из себя тончайшую паутину благих смыслов человеческого существования.

 

Kiedyś utka się światowa sieć łączności, zabezpieczona przed inwazją interesowności ekonomicznej, przed wtargnięciami przemocy i będzie wysnuwała zwrócony ku ludziom labirynt dobrych sensów istnienia.

  •  

… колоссальный пожар — уже не пожар, но звезда, а невероятно сложное химическое соединение — уже не химическое соединение, но жизнь. Точно так же идеальная имитация мышления становится настоящей душой[2], и, раз уж вы заговорили об этом, идеальная ложь — хотя бы искусство — становится правдой. Разве слова «человек может летать» не были когда-то неправдой? <…> Учёный, получивший вирус в пробирке, сам не отличит настоящий вирус от копии, потому что они и вправду неотличимы. Итак, существует порог, за которым подражание становится сотворением, искусственное — настоящим, а вымысел посрамляет действительность. — вариант распространённой мысли

 

… olbrzymi pożar, to już nie pożar, lecz gwiazda, a bardzo zawiły związek chemiczny już nie jest związkiem chemicznym, lecz życiem. Tak samo doskonała imitacja myślenia staje się duszą i — jeśli już pan tego chce koniecznie — doskonałe kłamstwo takie, jak sztuka, staje się prawdą. Czyż słowa „Człowiek może latać” nie były ongiś nieprawdą? <…> Uczony, który w probówce syntetyzuje wirusa, sam się zagubi pomiędzy autentycznym wirusem i kopią, bo są nie do odróżnienia. Istnieje więc próg, za którym imitacja równa się kreacji, sztuczne staje się autentyczne, a fikcja może przewyższyć rzeczywistość.

Перевод

править

Е. П. Вайсброт, 1987, К. В. Душенко, 1994

Примечания

править
  1. Парафраз из «Путешествия Тарантоги» от слов «Кто начал создавать цивилизацию?».
  2. См. также «Как Трурля собственное совершенство к беде привело».


Цитаты из произведений Станислава Лема об Ийоне Тихом и профессоре А. С. Тарантоге
Звёздные дневники Ийона Тихого Путешествия: 7-е · 8-е · 11-е · 13-е · 14-е · 21-е · 22-е · 23-е · 24-е · 25-е · 26-е · 28-е
Из воспоминаний Ийона Тихого I. Странные ящики профессора Конкорана · V. Стиральная трагедия · Доктор Диагор · Клиника доктора Влипердиуса · О выгодности дракона · Профессор А. Донда · Спасём космос! (Открытое письмо Ийона Тихого)
Романы Футурологический конгресс · Осмотр на месте · Мир на Земле
Пьесы о Тарантоге Путешествие профессора Тарантоги · Странный гость профессора Тарантоги · Приёмные часы профессора Тарантоги