В праздник Вознесения Господнего, 25 мая, был освящен храм Воскресения Христова и Новомучеников и исповедников Церкви Русской в Сретенском ставропигиальном монастыре. Светлая радость как нельзя лучше отразилась в самой архитектуре и убранстве нового собора. Возвышаясь над окружающими строениями, храм призывает каждого войти под свои своды. О том, чем стал для Москвы в архитектурном и духовном отношении новый храм в центре столицы, как развивается храмостроительство в России и почему так важно ответственное проектирование монастыря, рассказал в интервью «Православие.ru» заслуженный архитектор РФ, академик Российской академии художеств, председатель комитета по градостроительной политике, транспорту и связи Общественной палаты г. Москвы Игорь Николаевич Воскресенский.
— Игорь Николаевич, когда началось строительство храма, была довольно жаркая полемика при обсуждении проекта, многие хотели поучаствовать. Еще был такой важный момент, когда многие говорили, что этот храм — новодел, что это нарушит некую гармонию среды, ансамбль центра города и т.д. Как вы оцениваете новый храм с точки зрения традиции московского зодчества, в этом историческом окружении?
Что касается ансамбля Москвы и роли и места памятников зодчества, то это ложное представление, что Москва — это город сталинских высоток. Ведь на самом деле Москву, ее корни, ее традиции формировали архитектурные ансамбли прежде всего монастырей. Роль монастырей в московском зодчестве — это основа формирования всего, всей православной русской архитектуры. Именно в этом плане нужно рассматривать монастыри в контексте архитектуры. Это не только «застывшая музыка», которой поклоняются, но одновременно и развитие. Причем развитие не просто праздничное и торжественное, но оно подчас сопряжено с какими-то событиями, выпавшими на долю нашего народа, в том числе и москвичей, с испытаниями. Новый храм как раз и отражает эти испытания. Сохраняя эту ноту торжественности и скорби, одновременно он является очень жизнеутверждающим. Если посмотреть на него снаружи, то он достаточно сдержан, торжественен, а внутри это торжество превращается в праздник победы духа, выраженный в красках, форме, убранстве. Почему-то этот храм мне напомнил и Софию Константинопольскую.
Храм Новомучеников, выйдя на Рождественский бульвар, задал очень интересные точки. Появилась еще одна доминанта, подчеркивающая, что Москва — это первопрестольная столица. Снизу от Трубной площади, например, это совершенно уникально воспринимается. Очень характерно для Москвы, когда наши храмы, наши монастыри, расположенные на возвышенности, являются доминантами.
Кто-то говорит о том, что нельзя нарушать современный облик города, а на самом деле современный архитектурный хаос родился после сноса одноэтажной застройки, прилегавшей к монастырям, к храмам, он изменил в свое время облик города. Да и доходные дома, появлявшиеся в начале прошлого века, подавляли подчас храмовые сооружения.
Поднятие храма над этой застройкой, безусловно, только плюс. Оно поддерживает дух и показывает главенство храма над окружающей застройкой. Храмовое строительство не может останавливаться. Есть объекты неприкасаемые, но жизнь продолжается. Если в центре Москвы не отражать дух эпохи, это будет неправильно, мы тогда превратим ее в мертвый город. Новому времени должны отвечать и новые решения.
Поэтому надо сказать спасибо тем людям, которые взялись за это дело, — это героический подвиг во славу нашей архитектуры, нашей духовности, это подвиг мастеров и огромная заслуга тех людей, кто смело пошел навстречу этому непростому решению. Внутри города, в сложившейся среде очень трудно что-то создавать. Можно привести ряд примеров, в том числе и неудачных. А здесь еще сложнее, здесь историческая среда, но, с другой стороны, в этой исторической среде много такого, что привнесено и должно быть пересмотрено.
На мой взгляд, новый храм только улучшает гармонию. Его появление — законное право монастыря принимать такие решения, и я считаю, некорректно вмешиваться непрофессионалам в профессиональные вопросы, когда они рассматриваются на самом высоком и серьезном уровне.
— Сейчас строится большое количество храмов, в том числе и в Москве, это и программа «200 храмов», например. Что вас радует в этом и чего, может быть, не хватает? В целом, в тенденции современной храмовой архитектуры — какие явления или направления в этой области вы с радостью видите, а на что бы нужно обратить внимание, подкорректировать?
— Процессы, происходящие в храмовом строительстве, обусловлены тем, что достаточно длительное время у людей были связаны руки в этой области. Я не хочу ругать предыдущий исторический период, но, как практикующий архитектор, могу напомнить сам тогдашний подход к проектированию: на разработку и выполнение проекта уходило по 20 лет! Это, конечно, недопустимо: за это время сами технологии устаревают. Новейшие технологии требуют новейших механизмов работы, новейших строительных материалов, современных знаний. Такого опыта не было. Желание у всех было горячее, но опыт был утерян. Многие направления ручного труда тоже были утрачены. Профессии резчиков по камню, мозаичистов — их считанные единицы остались по России. Строительный бум показал недостачу этого человеческого ресурса. Есть проблемы, но это болезни роста. Мы учимся на своих ошибках. Нужно многое построить, чтобы работать без ошибок.
Например, раньше у нас был гениальный архитектор Щусев, который доводил свои храмы до совершенства. А сейчас мы имеем дело со множеством авторов, и это множество требует более строгой оценки. С другой стороны, появилось больше людей, которые научились работать. Мне тоже довелось построить храм в Чертаново, он сейчас действующий, и я горжусь этим. Я считаю, что это большое испытание было для наших архитекторов.
Мне бы лично хотелось, чтобы в дополнение к каменному строительству у нас появилась культура, чувство ландшафта, для меня очень важно, что природа соединяется с архитектурой. Помимо всего прочего, я возглавлял ландшафтную архитектуру нашей страны, для меня это родная тема. В этом смысле тоже многое утеряно. Тут обстановка еще хуже, чем в каменном строительстве. Утрачена была профессия ландшафтного архитектора. Но философия через ландшафт — это очень важно. Я бы хотел, чтобы на это обратили внимание наши друзья-коллеги, в том числе профессионалы. Другой важный момент: какую роль играет дерево, является ли оно символом. Вот то, чего нам не хватает. «Библейские растения» — это тема моих исследований, у меня вышла книга на эту тему.
— А что бы вы хотели посоветовать людям, которые приступают к строительству храмов: и многим молодым архитекторам, которые начинают себя пробовать в этом, и священнослужителям, особенно тем людям, от которых многое зависит — архиереям, ктиторам, — которые играют ключевую роль в самом процессе. Что все-таки главное, а что второстепенное, и что из второстепенного мешает главному в этом деле?
— Я думаю, что этот процесс, этот путь должен быть навстречу друг к другу. Сначала о взаимоотношениях светских архитекторов, если они светские, и духовных людей, посвятивших себя священнослужению. С одной стороны, священники должны знать историю архитектуры, пользоваться ей, и неплохо, если бы эти знания дополнялись: я уже говорил о современных технологиях, мы от них не уйдем; условно говоря, даже лампочки другие становятся. И как они в храме будут размещены, когда к моменту сооружения храма становится ясно, что ничего другого применить нельзя?
Когда создается храм, на священнослужителя ложится огромная ответственность в знании всех этих моментов.
Но хотелось бы сказать, что храмовое зодчество — это не место для проб. Пусть пробуют себя в песочнице. Для этого есть какие-то более простые формы. Но это — духовность народа, тут пробы не годятся.
Прежде чем браться за такое дело, ты должен в душе нести нечто, соответствующее архитектурной задаче, которую ты призван решить. Сейчас, конечно, появились и нормативы по храмам — их раньше не было, и это большое подспорье, но одними нормативами жить не будешь.
Храмовое зодчество — это духовность народа, тут пробы не годятся
Когда мы говорим о духовности, о вере, то особо важно положение храма, монастыря в городе, в пространстве. Храм Новомучеников выполнил эту функцию, он вышел на бульвар, он говорит: вот здесь Сретенский монастырь, можно остановиться, помолиться. Москва — это был город средневековый, когда сносились стены, делались бульвары — как и Париж, Франкфурт, Страсбург и другие средневековые города. Они наполнены определенной духовностью. Духовность эта осуществляется за счет размещения там памятников — Бетховену, Гете, другим деятелям культуры: ты идешь и обогащаешься.
У нас другая ценность — наши монастыри. И сегодня Сретенский монастырь празднует свой день рождения в смысле выхода в люди через .
Надо лечить город, не только сохраняя старые сараи, но осмысливая пространство. Даже сам Кремль — он же не состоял из одной избы, менялись деревянные постройки на каменные. Время изменилось, изменились взгляды, требования к пространству. Если раньше паломник несколько дней шел на богомолье в Троице-Сергиеву лавру, то сегодня он достигает ее в течение часа, и за это время он не успевает духовно насытиться природным пространством и перейти к ансамблям, которые несут в себе заряд духовности, и с этим чувством входит в храм или монастырь. Поэтому это очень важный вопрос: как монастырь взаимодействует с окружающим пространством. Не всегда надо прятаться за стенами. Я бы сказал, что наступило время паломничества и монастырям надо раскрыть объятия.
Мое мнение, что роль монастырей в городе — открыться людям. Не замкнуться. Есть кельи для отшельников — они должны быть, у них своя роль. А если монастырь в черте города, то надо как-то открываться, в том числе и в архитектурном плане.