Душица

Досмотренная версия этой страницы, подтверждённая 28 сентября 2020, была основана на этой версии.

Души́ца, под которой чаще всего имеется в виду души́ца обыкнове́нная, или орега́но (лат. Oríganum vulgáre) — широко известное пряно-ароматическое растение, вид многолетних травянистых растений из рода душица семейства Яснотковые (Lamiaceae). Другие русские названия — материнка, ладанка, мацердушка, душница, зеновка, матрёшка.

Растение широко распространено в Европе и Средиземноморье. В России растёт повсеместно (за исключением Крайнего Севера): на полянах, опушках, среди кустарников, на сухих открытых травянистых местах, по склонам холмов. В США, Франции и некоторых других странах душицу культивируют.

Душица в афоризмах и кратких высказываниях

	Ты же как душица. Появляешься часто. Во всех блюдах.
	— Анджей Сапковский, «Божьи воины», 2004

Душица в научно-популярной литературе и публицистике

Замечательно, что только за два года снова показался лиственичный подрост, но молодые деревья составляют уже хотя невысокую, но прекрасную рощу среди поля, испещренного цветами. Выше на горе растут душица, богородская трава, ромашка, а по камням стелется стланец и, наконец, тальник, ближе к вершине горы, являющейся только отдельными листочками. Между низменными кустарниками зеленеет мох, но самая вершина сопки совершенно обнажена. Разительная противоположность голой, черной вершины с подошвой горы, покрытой яркой зеленью лиственицы и испещренной пышными цветами, делает вид подгорья еще прелестнее.^[1]

— Фердинанд Врангель, «Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю», 1841

Черешки листьев белокопытника белого ― крупнолистного растения сырых ущелий, называемого лопухом из-за величины листьев (настоящий лопух в районе Сочи не растёт) ― также в квашеном виде идут в пищу. На сухих солнечных местах в середине лета зацветает невзрачная, но пахучая душица обыкновенная (пицца-травка, как её называют итальянцы, не мыслящие своё национальное блюдо без этой приправы).^[2]

— Юрий Карпун, «Природа района Сочи», 1997

Душица в мемуарах и дневниковых записях

Зверобой и душицу добываю я в Грушевой балке. И нынешний год, добрым июньским днем, поутру, я собрался в дорогу. Обычно, чтобы дважды не ездить, выбираю я июньский, июльский ли день, когда наверху балки зацветает душица, а внизу, в укромных местах, еще не отцвел зверобой. Машиною ехать туда несподручно, она, словно путы, лишь рядом кружись. А пешком ― далеко. Старенький велосипед выручает. <...>
По лесистому дну Грушевой балки шел я от поляны к поляне, там и здесь находя желтые созвездия зверобоя. Два ли, три хороших пучка и хватит. Пора подниматься выше, где цветет на опушках душица, нынче ее пора. Мне много не надо: три пучка, и на зиму хватит. Солнце ― в полдень. На пологом склоне горячий «калмыцкий» ветер дует в лицо. Жар стекает с каленых, медью горящих хлебных полей.^[3]

— Борис Екимов, «Память лета», 1999

Зато бани у нас всегда были. Разве в ванне вымоешься, как в бане, где такой жар, — все микробы и внутри и снаружи от него гибнут. И без мыла мылись дочиста. Брали золу, заливали водой — через пару дней мыльный раствор готов. А если траву кипятком зальёшь (ромашку, душицу со зверобоем, крапиву, чабрец, полынь) да ополоснёшься — лучше всякого бальзама.^[4]

— Колпакова О. В., «Большое сочинение про бабушку», 2011

Душица в художественной прозе

Лошади в это время заворотили к монастырской ограде.
― Некогда мне о пустяках с тобой спорить. ― Вылез грузно из коляски, потягиваясь, и стал разминаться. ― Мишка, трубку! Монах, молодой, полоротый, с расчесанной надвое золотистой гривой, выскочил, улыбаясь, из избы с пенистым жбаном квасу. ― Они в квас душицу кладут, ― молвил генерал, отдувшись. ― Спасибо, отец. На украшение обители.^[5]

— Борис Садовской, «Лебединые клики», 1911

На покосе крепкий и клейкий запах ― дыханье колосящихся и цветущих трав (пырейный ― хлебный, душицы ― девичий нежный, подмаренника ― грубоватый мужской) ― клейкий и влажный, касается ласковыми взмывами разгоряченных щек и медленно целует глаза, закрывающиеся в истоме: от тяжелой работы, летнего тепла и отравленного вчерашним тела. Днем, когда косила, часто застилало глаза. Что это?^[6]

— Владимир Ветров, «Кедровый дух», 1923

Четыре головы ― две в пробковых шлемах и две в белых шляпках ― были связаны с каким-то движением наверху невидимой цепью приводов, повертывавших запрокинутые лица куда угодно. Перс ловко взбирался по отвесной горе. – Он достанет душистую траву, душицу l' origan! Так, кажется? Казаки столпились у коновязи, вокруг Ибрагима-Заде и вахмистра Гуссейна. <...>
— С ним стоит молодая ханум и говорит: «А ты, мальчик, умеешь так высоко лазить и доставать англичанам душистую траву с гор?» Так мне передал ее слова старик. Я сказал: «Я умею, я здешний». ― «Ну, так ты получишь туман, если влезешь выше того мужчины, что сейчас там, наверху, и сорвешь душицу!»^[7]

— Сергей Буданцев, «Лунный месяц Рамазан», 1925

Степь пока зеленая; если не будет дождей еще две недели, начнет желтеть. Степь пока душистая: пахнет волнующе чабером, сладкой душицей, густой желтой ромашкой… Кое-где полосами залег мак, но краснота его жухлая: сгорел и свернул лепестки. Горизонты дымны и струятся. Верстах в семи в этом прозрачном дыму чуть колышутся два или три минарета: это ― татарский город.^[8]

— Сергей Сергеев-Ценский, «Старый полоз», 1927

На узких, высоко приподнятых над поверхностью грядках вместо моркови и огурцов золотились звездочки зверобоя, качались скромные головки тысячелистника. Среди ошарашивающего разнообразия Люсин распознал валерьяну и донник, душицу и мяту, девясил, шалфей и горец. <...>
― А у вас хорошо! Пахнет душицей и мятой. Это запах дальних дорог. Он волнует душу.
― Неужели ты хочешь приобщиться к бродячему племени трубадуров?^[9]

— Еремей Парнов, «Александрийская гемма», 1990

Сверху на стене висел пластмассовый обруч, и Номер XII самыми тонкими из своих досок осознавал его как символ вечной загадки мироздания, представленной — это было так чудесно — и в его душе. На полках с правой стороны лежала всякая ерунда, придававшая разнообразие и неповторимость его внутреннему миру. На нитке, протянутой от стены к стене, сохли душица и укроп, напоминая о чем-то таком, чего с сараями просто не бывает — тем не менее, они именно напоминали, и ему иногда мерещилось, что когда-то он был не сараем, а дачей, или, по меньшей мере, гаражом.

— Виктор Пелевин, «Жизнь и приключения сарая Номер XII», 1991

Я перемыл руки и окончательно убедился, что бабушка сегодня не в духе. Причиной тому был «вонючий старик», что в переводе с бабушкиного языка обозначало моего дедушку. Дедушка сидел в кухне на табуретке и сосредоточенно ковырял вилкой винегрет из рыночных овощей. Прогневил он бабушку тем, что рассыпал лист мать-и-мачехи. Неделю назад бабушка заварила такой с душицей в фарфоровом чайнике, потом поставила этот чайник на видное место и по сей день не могла найти.^[10]

— Павел Санаев, «Похороните меня за плинтусом», 1995

Душица в стихах

Соцветие душицы

	Ой, не в колокол ударили, Не валун с нагорья ринули, Подломив ковыль с душицею, На отшибе ранив осокорь, ― Повели удала волостью, За острожный тын, как ворога, До него зенитной птахою Долетает причит девичий...^[11]
	— Николай Клюев, «Досюльная», 1912

Источники

↑ Ф.П.Врангель, «Путешествие по Сибири и Ледовитому морю». — Л.: Изд-во Главсевморпути, 1948 г.
↑ Ю. Н. Карпун. «Природа района Сочи». Рельеф, климат, растительность. (Природоведческий очерк). Сочи. 1997 г.
↑ Борис Екимов. «Пиночет». — Москва, «Вагриус», 2001 г.
↑ Колпакова О. В. Большое сочинение про бабушку. — Екатеринбург, «Урал», №8, 2011 г.
↑ Садовской Б.А. «Лебединые клики». — Москва, «Советский писатель», 1990 г.
↑ «Перевал»: Сборник №1 (Под редакцией А.Весёлого, А.Воронского, М.Голодного, В.Казина). Москва, «Гиз», 1923 г. — Владимир Ветров, «Кедровый дух» (1920-1929)
↑ Сергей Буданцев. Саранча. — М.: Пресса, 1992 г.
↑ Сергеев-Ценский С.Н. Собрание сочинений. В 12 томах. Том 3. — М.: «Правда», 1967 г.
↑ Е.И. Парнов, «Александрийская гемма». — М.: «Московский рабочий», 1992 г.
↑ Павел Санаев, «Похороните меня за плинтусом». — М., журнал «Октябрь», 1996 г. №7.
↑ Н. Клюев. «Сердце единорога». СПб.: РХГИ, 1999 г.