Грозово́й фро́нт — внешняя граница грозовой области; условная, часто видимая без дополнительных приспособлений линия грозы, приближающейся к наблюдателю или проходящая стороной. Явление тем более наглядное, что сами грозы образуются в результате вертикального или горизонтального столкновения контрастных атмосферных фронтов. Особенно чётко и ярко грозовой фронт виден при резкой смене погоды, когда с одной стороны может находиться синее небо и безветренная ясная погода, а с другой стороны надвигаются линия свинцовых туч, сверкают молнии и налетает предгрозовой вихрь.

Видимый грозовой фронт (Индия)

Многократно и точно описанное в беллетристике XIX века без чёткого названия, явление грозового фронта, тем не менее, получило своё имя только в XX веке из рук профессионалов: метеорологов и лётчиков.

Грозовой фронт в кратких цитатах

править
  •  

— Вас не беспокоит, товарищ полковник? Может, немножко сбавить газ, чтобы не дребезжало?
— Беспокоит, — ответил он, — только не то, что вы думаете, а вон тот грозовой фронт, который движется нам навстречу.[1]

  — Сергей Вишенков, «Испытатели», 1947
  •  

Радовались, что грозовой фронт проходит стороной и холодный дождь будет хлестать не наши спины.

  Валерий Аблазов. Дневник, 1980
  •  

Ничего особенного ― это огни святого Эльма, верный признак приближения грозового фронта.[2]

  Иван Охлобыстин, «Горе от ума-2», 1997

Грозовой фронт в мемуарах, публицистике и документальной прозе

править
  •  

Когда отягощенные молниею тучи ни случаются, почти всегда ясная и тихая погода пред ними бывает. Вихри и внезапные бурные дыхания, с громом и молниею бывающие, без сомнения, от оных туч рождаются. Противным образом, когда стремительные ветров течения целые земли провевают и нередко над одним местом в противоположенные стороны дышат, что по движению облаков познается, тогда должно бы им было между собою пресильно сражаться и тереться, следовательно, в облачную и ветреную погоду блистать молнии, греметь грому или хотя признакам на электрическом указателе являться, если бы сии движения атмосферы были источник происходящей в воздухе электрической силы. Но сие едва когда случается.[3]

  Михаил Ломоносов, Слово о явлениях воздушных, от электрической силы происходящих, 1753
  •  

До ближайшей деревни оставалось еще верст девять, а большая темно-лиловая туча, взявшаяся бог знает откуда, без малейшего ветра, но быстро подвигалась к нам. Солнце, ещё не скрытое облаками, ярко освещает её мрачную фигуру и серые полосы, которые от неё идут до самого горизонта. Изредка вдалеке вспыхивает молния и слышится слабый гул, постепенно усиливающийся, приближающийся и переходящий в прерывистые раскаты, обнимающие весь небосклон.[4].

  Лев Толстой, «Отрочество», 1854
  •  

В это время, кажется 1 июня, случилась жестокая гроза, которая произвела на меня сильное впечатление страха. Гроза началась вечером, часу в десятом; мы ложились спать; прямо перед нашими окнами был закат летнего солнца, и светлая заря, еще не закрытая черною приближающегося тучею, из которой гремел по временам глухой гром, озаряла розовым светом нашу обширную спальню, то есть столовую; я стоял возле моей кроватки и молился богу. Вдруг страшный громовой удар потряс весь дом и оглушил нас; я бросился на свою кроватку и очень сильно ушиб себе ногу.[5]

  Сергей Аксаков, «Детские годы Багрова-внука, служащие продолжением семейной хроники», 1858
  •  

Погода начинала портиться. Грозовой фронт повис над вершинами гор, окаймляющими долину. По долине забегали светящиеся столбы смерчей. Абрамов, пролетая над нами, сказал, что боевики больше не придут, а к нам движется со стороны Газни мощный грозовой фронт. Мы и сами видели это. Не только видели, но и начинали чувствовать. Ветер дул все сильнее и сильнее. Палатку, укрепленную над окопом с аппаратурой, завалило. Мы прижимали ее к земле, чтобы ее не унесло совсем. Тенд командующего стало рвать и они тоже принимали все меры, чтобы удержать его и антенны. Связист ликовал: «Я же говорил! Я же говорил!» <...>
А ветер, как и вчера, стал рвать палатки и навесы. Свою палатку мы сразу сами завалили, уменьшив аэродинамическое сопротивление и прикрыв технику. Радовались, что грозовой фронт проходит стороной и холодный дождь будет хлестать не наши спины. Завалило жилую палатку командующего. Ее сложили, скомкали на постель и сверху взгромоздился артиллерист, да так и заснул под свист ветра.

  Валерий Аблазов. Дневник, 1980
  •  

Жители увидели приближающуюся со стороны моря густую тучу. К полудню туча закрыла окрестные горы и начала заслонять солнце; цвет ее, сначала бледно-розовый, стал огненно-красным. Скоро город был окутан таким густым мраком, что в домах пришлось зажечь лампы... Мрак продолжал усиливаться, и все небо казалось состоящим из раскаленного железа. Загремел гром, и начали падать крупные капли красноватой жидкости, которую одни принимали за кровь, а другие — за расплавленный металл. К ночи воздух очистился, гром и молния прекратились.[6]

  Владимир Мезенцев, «Чудеса: Популярная энциклопедия» (том второй), 1991
  •  

Мы находились примерно в восьми-десяти километрах от материка, и до острова оставалось не больше полутора-двух километров, когда погода стала быстро портиться. Надо сказать, что на Белом море вообще погода меняется мгновенно. Усилившийся ветер погнал хорошую волну, к счастью, попутную. В то же время сзади разворачивался и нагонял нас грозовой фронт. Слева материк уже скрылся за сплошной завесой дождя, но над нами небо пока было чистым и светило солнце. Мы стали грести сильнее и вскоре подошли к острову.[7]

  Пётр Каменченко, «Москва ― Соловки», октябрь 1997
  •  

В ночи отчетливо блеснули голубым огнем погоны на плечах Топорова. Я сначала решил, что это отражение луны, но сияние увеличивалось. Капитан заметил мой недоуменный взгляд и пояснил:
― Ничего особенного ― это огни святого Эльма, верный признак приближения грозового фронта. Электрические эффекты, не более. Но имеет смысл спуститься вниз. Так и поступили. Пока лодка погружалась на уставную двадцатиметровую глубину, мы посетили еще камбуз и машинное отделение...[2]

  Иван Охлобыстин, «Горе от ума-2», 1997
  •  

Когда развернулись на обратный путь, Годовиков разложил обед, основным содержанием которого были чёрная икра и шоколад. Я пожадничал и был наказан. Встречный грозовой фронт вызвал сильную болтанку и вынудил нас забраться на высоту более 5000 метров. Леваневский, заметив, что мне явно не по себе, заставил надеть кислородную маску. Сам он, несмотря на холод, продолжал прогуливаться в элегантном костюме.[8]

  Борис Черток, «Ракеты и люди», 1999
  •  

Иными словами, если бы океанская влага не проливалась на сушу дождём и не выпадала снегом, она бы полностью высохла менее чем за 10 лет. Конечно, то, что называется кухней погоды ― перемещение атмосферных фронтов, рождение гроз, формирование циклонов и т. д. , ― область очень сложных и не до конца изученных явлений, плохо поддающихся математической формализации и моделированию.[9]

  — Илья Рейф, «Атланты держат небо», 2008

Грозовой фронт в беллетристике и художественной литературе

править
  •  

День был жаркий, безветренный, парило, тучи сростались и чернели, и с утра еще собиралась гроза. Я была взволнована, как всегда перед грозой. Но после полудня тучи стали разбираться по краям, солнце выплыло на чистое небо, и только на одном краю погромыхивало, и по тяжелой туче, стоявшей над горизонтом и сливавшейся с пылью на полях, изредка до земли прорезались бледные зигзаги молнии. Ясно было, что на нынешний день разойдется, у нас по крайней мере.[10]

  Лев Николаевич Толстой, «Семейное счастье», 1859
  •  

Грозовая туча росла с поразительною быстротою, как это бывает иногда в горах, и ничего не оставалось, как только согласиться на предложение опытного старого охотника, знавшего местность, как свои пять пальцев. Идти под проливным дождем верст пятнадцать было бы плохим удовольствием.[11]

  Дмитрий Мамин-Сибиряк, «Гроза» : Из охотничьих рассказов, 1885
  •  

Среди ночного молчания, такого полного, что невольно говоришь шёпотом, где-то далеко, точно за обитой войлоком перегородкой, послышался глухой раскат ― как будто бесконечно далеко произошёл обвал. Раскат мягко прокатился по горизонту, перегораживая дорогу аэростату. Это было нешуточное предостережение. Гроза ― бич воздухоплавателей: им приходится выбирать между возможным пожаром и немедленной посадкой. Канищев ничего не сказал. А мне казалось, что обратить его внимание на приближающийся грозовой фронт ― значило проявить малодушие: вдруг он только сделал вид, будто не слышал… Так мы оба продолжали молчать. Ветер крепчал.[12]

  Николай Шпанов, «Красный камень», 1926
  •  

Там, вдали, над горным хребтом, виднелась подозрительная черная линия, и ни вправо, ни влево не видно ей было конца. Полковник заторопился, и борттехник Калабушев, который всегда отличался вежливым и мягким характером, видя муки командира (бритва требовала правки), спросил:
— Вас не беспокоит, товарищ полковник? Может, немножко сбавить газ, чтобы не дребезжало?
— Беспокоит, — ответил он, — только не то, что вы думаете, а вон тот грозовой фронт, который движется нам навстречу. — И полковник еще яростней взялся скоблить щеку.
Однако закончить свое дело ему на этот раз не удалось. Самолёт стало подбалтывать, заволакивать облаками, и полковник вынужден был оставить недобритой намыленную щёку, отключить автопилот и обеими руками взяться за штурвал. Самолёт входил в бескрайное и глубокое, опасное, бушующее черное облачное море, словно попал в другой мир. Сразу стало темно. По металлической обшивке самолета покатились крупные капли дождя. Послышались глухие, нарастающие раскаты грома. Яркие вспышки молнии, рассекая на куски клубящиеся облака, открывали перед настороженным взором находившихся в самолете людей какое-то царство мрака и хаоса, среди которого они были одиноки и, казалось, беспомощны. Кругом была тьма, и полёт шел вслепую по приборам.
Через несколько минут что-то более громко, чем прежде, будто железными молотками, застучало по обшивке. Это был град. Он все усиливался. Удары становились крепче и чаще. Машину стало трясти. Словно кто-то невидимый и могучий, упершись в облака ногами, схватился огромными ручищами за концы крыльев и, бешено сотрясая, пытался изломать их. Поднялся такой страшный грохот и треск, что летчики, зная, чем нередко кончаются подобного рода полёты, невольно ощупали подгонку парашютов и застыли на местах. Командир упрямо вел корабль вперед. Вдруг ярко сверкнула молния, и раздался удар, заглушивший все остальные звуки. Корабль вздрогнул так резко, что все невольно съежились и втянули головы в плечи. Кабина на миг осветилась, и все ясно увидели командира. Его тело было устремлено вперед, руки впились в штурвал, прищуренные глаза вглядывались в тьму, будто пытаясь пронзить ее. Засохшая мыльная пена до неузнаваемости исказила лицо, все мускулы которого были напряжены.[1]

  — Сергей Вишенков, «Испытатели», 1947
  •  

Стадо кашалотов, голов в тридцать, разбрасывая головами, словно таранами, окружавшую их мелочь, молотило ее затем позади себя своими мощными хвостами. За этими хищниками и властителями глубин, на некотором расстоянии, сплоченно или врассыпную, изо всех сил неслась остальная масса перепуганных животных, и грохот от каждого удара как будто придавал им новые силы и новую быстроту. Их последние ряды постепенно заволакивались грозовым фронтом настигавшей их тучи. Проникшие уже далеко в глубины этой тучи разведчики посылали оттуда на экран смутные очертания множества тел погибших животных, плывших вверх брюхами или вертевшихся во все стороны под действием неожиданно возникших здесь невидимых струй, течений и подводных волн. Капитан поднял наконец голову, приняв, по-видимому, какое-то решение.[13]

  Григорий Адамов, «Тайна двух океанов», 1959
  •  

Выйдя против солнца, он вдруг не то чтобы увидел, а почувствовал слева от себя бледную вспышку. В ту же секунду он услыхал в наушниках голос Поздышева: «Гроза идет с запада, фронт быстро распространяется». Но Хоботнев уже сообразил, что гроза и справа и слева и нужно прорываться сквозь оставшийся коридор, разумеется если он еще существует. Он с силой взял штурвал на себя, делая «горку» перед самым облаком.[14]

  Даниил Гранин, «Иду на грозу», 1962
  •  

С того конца летного поля, из дежурки, явно не спеша, сдвинув на затылок фуражку и поглядывая по сторонам, возвращался один лётчик, без штурмана. Недовольно объяснив сгрудившимся ему навстречу пассажирам, что перед Москвой сплошной грозовой фронт и теперь погоду дадут или не дадут только через два часа, он пошел разговаривать со своим механиком. С этого началась та знакомая Лопатину аэродромная маета, когда уже не живешь, а ждешь. Через два часа погоды снова не дали.[15]

  Константин Симонов, «Так называемая личная жизнь. Мы не увидимся с тобой...», 1978
  •  

Ближе к ночи на Москву с востока наползла черная туча. Далекие громы недовольными собаками ворчали в ее глубине, картинные зигзаги молний прошивали набухшее влагой тело. На город надвигалась первая весенняя гроза, и предвестником ее, на фоне яркого закатного неба, уже начинал накрапывать слепой, редкий дождик.[16]

  Николай Дежнев, «В концертном исполнении», 1993
  •  

Андрей открыл глаза. Небо над головой было бесконечно глубоким, но его яркая дневная синева уже пропиталась темными тонами близкой ночи. Розовая краска заката акварелью расползалась по дышащему влагой серо-фиолетовому фронту надвигавшейся грозы. Где-то на окраине Москвы уже слышались раскаты далекого грома. Голова гудела, как медный колокол.[17]

  Николай Дежнев, «Год бродячей собаки», 2002
  •  

Между прочим, отмечу в скобках один такой забавный перелет, чтоб ясно стало, что не только мед я пил в своей курьерской деятельности. Попали мы как-то на подлете к Траксосу в суровые объятия грозового фронта. Мы ― это человек десять пассажиров, плюс коза, которую один дедок перевозил, ― сморчок чахлый в кепке, с подвижной нижней челюстью, что дико ходит-шамкает под щеками, будто культя под пиджаком… Ну, понятно, та еще обстановочка ― видимость в низкой облачности ― ноль, темь сверкающая в иллюминаторах полыхает, дверцу, на простую щеколду запертую, долбит, как будто неприятель снаружи рвется, ― а пилоты ― в шторку, распахнутую в кабину, видно ― положили оба ноги на штурвал, что-то из фляжки по очереди сосут и переговариваются, насчет ― сядем, не сядем, и хватит ли топлива, чтоб возвернуться. Но самым страшным в этой истории была коза. Дедок ее, чтоб зря не трепыхалась, распял на поводках меж лавок.[18]

  Александр Иличевский, «Бутылка», 2005

Грозовой фронт в поэзии

править
 
Июльская гроза
  •  

Темнеет… Черных туч несутся вереницы,
Долина и холмы окуталися мглой,
И с криком носятся испуганные птицы,
‎Кружатся низко над землей…
Всё стихло — странною, зловещей тишиною,
Но скоро молния блеснет из темных туч,
И вихрь поднимется над сонною рекою,
‎И грянет гром — ужасен и могуч…[19]

  Ольга Чюмина, «Перед грозой», 1897
  •  

Все нет грозы, но уж свинцовой тучей
Затянут весь померкший небосклон;
Я жду ― удар раздастся неминучий
И за собой грозу притянет он.
Природа вся в каком-то напряженье.
Затихло все, тяжелый парит зной.
Ни шороха, ни звука, ни движенья,
Но быть грозе ― и страх владеет мной.[20]

  Татьяна Щепкина-Куперник, «Перед грозой», 1901
  •  

Вот удивительное дело!
Синело только что,
И вмиг
Оно как будто бы надело
Екатерининский парик?!
Я думал, это прояснится.
А ветер нес… и нес…и нес…
И вот
Дождем сверкнули спицы
Никелированных колес.
Гроза кипела, как на фронте.
Но визг…
Но лопотня ребят…
И все четыре горизонта
Глазами синими глядят!
[21]

  Иосиф Уткин, «Небо и глаза», 1928

Источники

править
  1. 1 2 С. Вишенков. Испытатели. — М.: Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия», 1947 г.
  2. 1 2 Иван Охлобыстин, «Горе от ума-2». — М.: журнал «Столица», № 6, апрель 1997 г.
  3. М. В. Ломоносов. «Избранные философские произведения». — Москва, Госполитиздат, 1950 г. — с.227.
  4. Л.Н.Толстой. Собрание сочинений. — М.: «Художественная литература», 1958 г.
  5. Аксаков С.Т. «Семейная хроника. Детские годы Багрова-внука. Аленький цветочек». Москва, «Художественная литература», 1982 г.
  6. В.А.Мезенцев, К. С. Абильханов. «Чудеса: Популярная энциклопедия». Том 2, книга 4. — Алма-Ата: Главная редакция Казахской советской энциклопедии, 1991 г.
  7. П. В. Каменченко. Москва ― Соловки. — М.: Столица, №18, 1997 г.
  8. Б. Е. Черток. Ракеты и люди. — М.: Машиностроение, 1999 г.
  9. И. Рейф. Атланты держат небо. Новый взгляд на движущие силы континентального влагооборота. — М.: «Наука и жизнь», № 9, 2008 г.
  10. Толстой Л.Н., Собрание сочинений в 22 томах. — Москва, «Художественная литература», 1958 г.
  11. Мамин-Сибиряк Д.Н. Собрание сочинений в 10 томах. Том 3. Горное гнездо. Уральские рассказы. — М.: Правда, 1958 г.
  12. Шпанов Н. Красный камень. — М.: Советский писатель, 1957 г.
  13. Григорий Адамов, «Тайна двух океанов». — М.: Детлит, 1959 г.
  14. Даниил Гранин, «Иду на грозу». — М., «Молодая гвардия», 1966 г.
  15. Симонов К.М. Собрание сочинений в 10 т. Том 7. М.: «Художественная литература», 1982 г.
  16. Николай Дежнев. В концертном исполнении. — М.: Вагриус, 1997 г.
  17. Николай Дежнев. Год бродячей собаки. — М.: Махаон, 2002 г.
  18. Александр Иличевский, «Бутылка» (повесть); Москва, «Зарубежные записки», 2008, № 14
  19. О. Чюмина. Осенние вихри. Стихи. — СПб.: электропечатня Я. Левенштейн, Екатерингофский пр. 10—19, 1908. — С. 76
  20. Т. Л. Щепкина-Куперник. Избранные стихотворения и поэмы. — М.: ОГИ, 2008 г.
  21. Уткин И. П. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. — М.: Советский писатель, 1966 г.

См. также

править