Кашта́н (лат.Castánea) — небольшой род широколиственных крупных деревьев из семейства буковых (лат.Fagáceae). Также каштанами обычно называют крупные плоды каштановых деревьев. Плоды многих видов каштана съедобны, в частности: каштана посевного, американского и городчатого. На севере России растёт каштан конский (растение совсем из другого семейства, не родственное каштану «настоящему»), плоды его несъедобны, но красивы.
На кустах шиповника засияли огненно-красные плоды, ветви бузины покрылись крупными тёмно-красными ягодами, спелые дикие каштаны сами выпадали из тёмно-зелёных гнёзд, а в лесу вторично зацвели фиалки.
Совершенно иной облик и вместе с тем высшее развитие стеблевой формы представляют нам стволы наших хвойных и лиственных дерев. Они в течение всей, своей жизни утолщаются и ветвятся и таким образом могут достигать колоссальных размеров. Так, например, в снятой кольцом коре калифорнийскойвелингтонии можно было устроить помещение для танцев; в дупле громадного каштана на Этне приютилась небольшая часовенка, а под зеленым навесом баобабов укрываются, по словам путешественников, целые караваны.[1]
— Вот что придумали, — отвечал Белинский, — разве я способен на такие дела? Тут надо уменье: без кредита, типографии и бумаги нельзя приступить к делу, надо вести с разными лицами разговоры и коммерческие переговоры. <...> Кому что на роду написано, то и будет; мне, вероятно, выпала доля весь век остаться батраком в литературе и работать на хозяев, чтобы они разживались да и подсмеивались надо мной — ишь какой вахлак: жарит каштаны, а мы у него из под носу тащим, оставляем ему одну шелуху.
Бабушкины правнуки обожали старушку, да и как им было не любить её! Чего-чего только ни знала бабушка, чего-чего только не рассказывала она им!
Бывало, идёт она с ними по саду и говорит:
— Вот посмотрите, де́тушки на этот бук — ему четыреста с лишком лет! <...>
А вот каштан — ровесник бабушки: её отец посадил его в день её рожденья. Бабушка сорвала листочек, и перед детьми прошла вся история их милого Бабушкиного дома.
— Екатерина Балобанова, «Бабушкин дом» (Легенды о старинных замках Бретани), 1896
Из этого видно, насколько узко смотрят на дело те «социал-демократы», которые хотят замкнуть рабочее движение в рамки экономической борьбы и экономических организаций, уступая политическую борьбу «интеллигенции», студентам, обществу и предоставляя рабочим лишь роль вспомогательной силы. История учит, что при таких условиях рабочие будут вынуждены таскать каштаны из огня лишь для буржуазии. Буржуазия обычно с удовольствием пользуется мускулистыми руками рабочих в борьбе против самодержавной власти, и, когда победа уже завоевана, она присваивает её результаты, а рабочих оставляет с пустыми руками.
— Иосиф Сталин, «Российская социал-демократическая партия и её ближайшие задачи», 1901
Между ними там и сям возвышались стройные, прямые тополи с ветками, молитвенно устремленными вверх, в небо, и широко раскидывали свои мощные купообразные вершины старые каштаны; деревья были еще пусты и чернели голыми сучьями, но уже начинали, едва заметно для глаза, желтеть первой, пушистой, радостной зеленью.
С другой стороны, в либеральных и радикальных салонах буржуазного «общества» социал-демократы могли слышать нередко сожаления о том, что революционеры оставили террор: люди, дрожавшие больше всего за свою шкуру и не оказавшие в решительный момент поддержки тем героям, которые наносили удары самодержавию, эти люди лицемерно обвиняли социал-демократов в политическом индифферентизме и жаждали возрождения партии, которая бы таскала для них каштаны из огня.[2]
— Владимир Ленин, «Попятное направление в русской социал-демократии»
Наши газеты полны мало скрываемым негодованием по поводу робкой и вялой европейской политики, чьею неизречённою милостью Россия втравлена теперь в операции против «Большого Кулака», а лучше сказать — не будем обманывать себя — в войну с Китаем. В войну, которая России глубоко бесполезна, которой в России никто не желал, не желает и желать не будет, — в войну противоестественную. Ибо, сколь бы победоносным исходом она ни кончилась, мы наживаем себе врага в природном соседе, неудалимом от нас никакими судьбами на пространстве двух третей наших азиатских владений. России, как шестьсот лет назад, снова предоставляется завидная честь — защищать своею грудью европейское благополучие от монголов. Trop d’honneur![3] Мы будем таскать голыми руками каштаны из огня, а щёлкать и есть их станут другие.
— А может быть, скушаете по кусочку? — нерешительно сказал хозяин, играя длинным ножом. — Индеечка будто хорошая... С каштанами.
Длинный Стёпа вдруг перегнулся пополам и приблизил лицо почти к самой индейке.
— Вы говорите, с каштанами?! — странно прохрипел он.
Губы его вдруг увлажнились слюной, а глаза сверкнули такой голодной истерической жадностью, что хозяин взял блюдо и с фальшивой улыбкой сказал:
— Ну, если все отказываются — придётся унести,
— С каштанами?! — простонал Стёпа, полузакрыв глаза. — Ну, раз с каштанами, тогда я... не откажусь съесть кусочек.
Но зато и весна, весна и грохот в залах, гимназистки в зелёных передниках на бульваре, каштаны и май, и, главное, вечный маяк впереди — университет, значит, жизнь свободная, — понимаете ли вы, что значит университет? Закаты на Днепре, воля, деньги, сила, слава.
Понятен теперь возглас Павлика? Знай, что готов я на любой костер взойти, Лишь только бы мне знать, что будут на меня глядеть — Твои глаза... Моё же, скромное: Глаза карие, цвета конского каштана, с чем-то золотым на дне, тёмно-карие с – на дне – янтарём: не балтийским: восточным: красным.
Каштановый мёд, собираемый пчёлами с неприметных женских цветков каштана (мужские цветки этого однодомного, но раздельнополого дерева собраны в торчащие кремовые серёжки с запахом прели), специфический продукт Кавказа. Немногие знают, что характерный вкус и запах каштановому мёду придаёт ломонос виноградолистный ― распространённая листопадная лиана, цветущая одновременно с каштаном.[5]
«Сенюша, знаешь ли, покамест, как баранов,
Опять нас не погнали в класс,
Пойдем-ка да нарвём в саду себе каштанов!» —
«Нет, Федя, те каштаны не про нас!
Ты знаешь ведь, ка́к дерево высоко:
Тебе, ни мне туда не влезть,
И нам каштанов тех не есть!» —
У серого камня, как в люльке
Заснувший ребёнок. Как перлы,
Росы освежительной капли
Повисли на листьях каштана,
И в каждой росинке трепещет
Зари догорающей пламя.
Над поздними мальвами буйно заросших баштанов,
среди огневой, но начавшей чернеть красноты,
пятнистый и в ржавых иголках шарик каштана
летит и летит, проваливаясь сквозь листы.[6]
↑К.А.Тимирязев. «Жизнь растения» (по изданию 1919 года). — М.: Сельхозгиз, 1936 г.
↑Ленин В. И. Полное собрание сочинений в пятидесяти пяти томах. — издание пятое. — М.: Издательство политической литературы, 1967. — Т. 4. 1898 ~ апрель 1901. — стр. 258
.svg){kind=logo}
